«Как ни силен был ночью припадок подагры, как ни скрипели потом нервы, а Кистунов все-таки отправился утром на службу и своевременно начал приемку просителей и клиентов банка. Вид у него был томный, замученный, и говорил он еле-еле, чуть дыша, как умирающий.

Что вам угодно? – обратился он к просительнице в допотопном салопе, очень похожей сзади на большого навозного жука.

Изволите ли видеть, ваше превосходительство, – начала скороговоркой просительница, – муж мой, коллежский асессор Щукин, проболел пять месяцев, и, пока он, извините, лежал дома и лечился, ему без всякой причины отставку дали, ваше превосходительство, а когда я пошла за его жалованьем, они, изволите видеть, вычли из его жалованья 24 рубля 36 копеек! За что? – спрашиваю…»

В низкой покривившейся избушке лесника Артема под большим темным образом сидели два человека: сам Артем, малорослый и тощий мужичонка, с старческим помятым лицом и с бородкой, растущей из шеи, и прохожий охотник, молодой рослый парень в новой кумачовой рубахе и в больших болотных сапогах. Сидели они на скамье за маленьким треногим столиком, на котором, воткнутая в бутылку, лениво горела сальная свечка.

«За окном в ночных потемках шумела буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. Злобно выл ветер, и болезненно стонали гнувшиеся деревья. Одно стекло в окне заклеено бумагой, и слышно было, как срывавшиеся листья стучали по этой бумаге.

«Бывший чиновник интендантского управления, отставной коллежский секретарь Лахматов, сидел у себя за столом и, выпивая шестнадцатую рюмку, размышлял о братстве, равенстве и свободе. Вдруг из-за лампы выглянул на него чёрт… Но не пугайтесь, читательница. Вы знаете, что такое чёрт? Это молодой человек приятной наружности, с черной, как сапоги, рожей и с красными выразительными глазами. На голове у него, хотя он и не женат, рожки… Прическа а la Капуль. Тело покрыто зеленой шерстью и пахнет псиной. Внизу спины болтается хвост, оканчивающийся стрелой… Вместо пальцев — когти, вместо ног — лошадиные копыта. Лахматов, увидев чёрта, несколько смутился, но потом, вспомнив, что зеленые черти имеют глупое обыкновение являться ко всем вообще подвыпившим людям, скоро успокоился….»

Голодная волчиха встала, чтобы идти на охоту. Ее волчата, все трое, крепко спали, сбившись в кучу, и грели друг друга. Она облизала их и пошла.

«Был уже весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от холода, как в декабре, и едва высунешь язык, как его начинало сильно щипать. Волчиха была слабого здоровья, мнительная; она вздрагивала от малейшего шума и все думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Запах человеческих и лошадиных следов, пни, сложенные дрова и темная унавоженная дорога пугали ее; ей казалось, будто за деревьями в потемках стоят люди и где-то за лесом воют собаки.

«Это была длинная процедура. Сначала Пашка шел с матерью под дождем то по скошенному полю, то по лесным тропинкам, где к его сапогам липли желтые листья, шел до тех пор, пока не рассвело. Потом он часа два стоял в темных сенях и ждал, когда отопрут дверь. В сенях было не так холодно и сыро, как на дворе, по при ветре и сюда залетали дождевые брызги. Когда сени мало-помалу битком набились народом, стиснутый Пашка припал лицом к чьему-то тулупу, от которого сильно пахло соленой рыбой, и вздремнул. Но вот щелкнула задвижка, дверь распахнулась, и Пашка с матерью вошел в приемную. Тут опять пришлось долго ждать. Все больные сидели на скамьях, не шевелились и молчали. Пашка оглядывал их и тоже молчал, хотя видел много странного и смешного…»

К избе Максима Журкина, шурша и шелестя по высохшей, пыльной траве, подкатила коляска, запряженная парой хорошеньких вятских лошадок. В коляске сидели барыня Елена Егоровна Стрелкова и ее управляющий Феликс Адамович Ржевецкий. Управляющий ловко выскочил из коляски, подошел к избе и указательным пальцем постучал по стеклу. В избе замелькал огонек.

«Кто там? — спросил старушечий голос, и в окне показалась голова Максимовой жены.

Выйди, бабушка, на улицу! — крикнула барыня.

Через минуту из избы вышли Максим и его жена. Они остановились у ворот и молча поклонились барыне, а потом управляющему.

Скажи на милость, — обратилась Елена Егоровна к старику, — что всё это значит?

Что такое-с?..

Повесть Бориса Васильева “А зори здесь тихие…” — одно из самых пронзительных по своей лиричности и трагедийности произведений о войне. Пронзительная и трагическая история войны, произошедшая вдалеке от фронта и проявившая лучшие человеческие и гражданские качества в девушках, ставших защитницами Отечества, поражает своей искренностью и драматизмом. Пять девушек-зенитчиц во главе со старшиной Васковым в мае 1942 года на далеком разъезде противостоят отряду отборных немецких диверсантов-десантников — хрупкие девушки вступают в смертельную схватку с крепкими, обученными убивать мужчинами.

Светлые образы девушек, их мечты и воспоминания о любимых, создают разительный контраст с нечеловеческим лицом войны, которая не пощадила их — юных, любящих, нежных. ... Читать дальше »

«Пять человек богатых и молодых людей приехали в третьем часу ночи веселиться на петербургский балик.

Шампанского было выпито много, большая часть господ были очень молоды, девицы были красивы, фортепьяно и скрипка неутомимо играли одну польку за другою, танцы и шум не переставали; но было как-то скучно, неловко, каждому казалось почему-то (как это часто случается), что все это не то и ненужно.

Несколько раз они усиливались поднять веселье, но притворное веселье было еще хуже скуки.

Один из пяти молодых людей, более других недовольный и собой, и другими, и всем вечером, с чувством отвращения встал, отыскал шляпу и вышел с намерением потихоньку уехать.

В передней никого не было, но в соседней комнате, за дверью, он услыхал два голоса, спорившие между собою…»

Известный британский историк и археолог популярно и увлекательно рассказывает о корнях и дальнейшем развитии древней арийской цивилизации. Основываясь на археологических, антропологических и лингвистических исследованиях, он рассказывает о происхождении ариев и о дальнейшем их расселении в бассейне Средиземного моря.

«Глава первая

Жаркая летняя ночь окутала мраком могучий Дунай.

Подобная морскому заливу, необозримая река лениво катила на запад громадные массы своих вод, встречая преграды только в многочисленных маленьких островках, роскошно поросших деревьями и кустарниками.

Один из таких узких островков едва возвышался над поверхностью реки, он был опоясан высоким, в рост человека, камышом, и на нем росло лишь несколько старых, не очень больших, но чрезвычайно толстых ив, узловатых, с фантастическими наростами на стволах и сучьях.

Луна не сияла на небе, звезды задернуты были густыми тучами, которые медленно плыли, подгоняемые дождливым юго-восточным ветром.

Вдали, на западе, черное небо по временам освещалось бледным, призрачным, грозным